Статья "Жизнь и смерть цыганских певиц в Америке"

                       

В свое время я писала о своих встречах с исполнительницей цыганских песен и романсов Верой Толстой. Среди девушек из состоятельных (большей частью) семей в России были юные талантливые существа, подпавшие под обаяние цыганского искусства.
Современники помнили Ольгу Вадину, Нину Красавину, Марину Черкасову, одесситку Изу Крамер и другие имена, пленявшие россиян. Одной из таких русско-цыганских певиц была и Маруся Сава (Мария Ивановна Савицкая), творившая в эмиграции. На Западе, и особенно в Америке, ее очень хорошо знали и ценили.
Маруся Сава
Маруся Сава родилась и выросла во Владивостоке начала века в интеллигентской семье, получила хорошее воспитание и образование. После революции она разделила жизнь беженцев. В Китае, в 28-м году, умер муж Маруси, крупный врач, и ее, по логике событий, должны были ожидать в будущем лишь горести и скитания, ибо у нее не было ни профессии, ни специальности. Существовать было не на что...
Но в Книге судеб жизнь Маруси была вычерчена по другим параметрам: с детства небесами ей были даны огромный музыкальный талант, прекрасный голос и великая способность покорять слушающих волшебным пением. Марусю Савицкую приняли в знаменитый на весь мир хор Агреневой-Славянской, который собирался на гастроли в Соединенные Штаты. А в Америке успех пришел сразу к молодой певице, да вдобавок и писаной красавице: чистый, как бы хрустальный голос, длинные, почти до колен каштановые косы, темно-синие, цвета драгоценного сапфира, глаза... Когда певица с бубном исполняла цыганские пляски, зал неистовствовал от восторга.

О Марусе Сава в свое время была написана масса похвальных критических отзывов, а теперь ею как бы по специальным сплетениям нитей судьбы занимается талантливая журналистка и театровед, моя близкая подруга по ГИТИСу в Москве Людмила Кафанова. Людмила приехала в Нью-Йорк в 70-х гг. из Москвы и буквально через несколько дней после прибытия встретила Марусю Сава на Толстовской ферме, где муж Людмилы, Роман Романов, в прошлом артист московского цыганского театра "Ромэн", пел для дочери Толстого, Александры Львовны, кончавшей свой жизненный путь, старинные романсы, любимые в Ясной Поляне.

В одном из своих эссе, посвященных творческой биографии Маруси Сава, Людмила Кафанова со слов артистки пишет: "Когда мы приехали в Чикаго, меня сразу же пригласили в русский ночной клуб " Петрушка ". Какие тогда там собирались люди! В основном артисты Московского Художественного театра, решившие после гастролей в США не возвращаться в Советский Союз. Хмара, Аким Тамиров, Инна Мираева - певица и композитор.
Инна Мираева
Все мои коллеги помогали мне делать первые шаги на профессиональной сцене. Все они были еще и прекрасные, отзывчивые люди. А потом был Нью-Йорк. Русская жизнь здесь била ключом. Ночные клубы " Тройка ", " Корчма ", " Казино Рюс ", которое помещалось в центре города, где до сих пор действует ресторан " Рашн ти Рум " (" Русская чайная ") около знаменитого концертного зала Карнеги Холл. Публика во всех этих клубах была самая изысканная. Буржуям и помещикам, как их называли тогда в Совдепии*, было что помнить и о чем тосковать. Они, по выражению Романа Гуля, " унесли Россию на подошвах ", у них была ностальгия по оставленной родной русской жизни, их тянуло туда, где звучала русская речь и пелись русские песни, цыганские романсы, бередившие душу и будившие самые дорогие воспоминания.
Афиша нью-йоркского "Казино Рюс"
Судьба преподнесла мне необыкновенный подарок. О чем же здесь идет речь?
Прежде всего, конечно, о знакомстве с Марусей Сава. А затем - о той информации, и даже более чем информации, о кладе, который мне передала Маруся Сава о жизни и кончине в Америке королевы цыганского пения, второй после Вари Паниной звезде концертной сцены в России Насти Поляковой. Вера Ильинична Толстая, рассказавшая мне о ней, рассталась с Настей до войны, после того как знаменитая цыганская певица вместе с мужем покинула Париж и уехала в Америку. После этого следы ее в памяти Веры Ильиничны теряются. Верочка знала только одно: Настя Полякова пела в нью-йоркском ресторане " Корчма ", но вскоре умерла. И сколько я ни пыталась разыскать тех, кто любил и помнил Настю Полякову, в памяти которых сохранилось хотя бы место, где она похоронена, мне это не удавалось. Но вот на моем пути - Маруся Сава, и первое, что я от нее узнала, - это то, что перед войной она недолгое время была коллегой знаменитой Насти Поляковой. Уже упоминалось о том, что величайший Шаляпин говорил, что он с его пением в подметки не годится Варе Паниной, царицецыганского пения, с которой не мог сравниться никто, а вот Настю Полякову, признанную всеми " второй после Вари Паниной ", настоящие знатоки пения кочевого племени называли " Шаляпин в юбке ".
Замечательная, несравненная, легендарная Настя, как называли ее в России, была из знаменитой семьи Поляковых** - цыган- аристократов. Таких было до революции немало - и семьи Шишкиных, Лебедевых, Егоровых, Соколовых, известные всем " цыгановедам " России.
Хор цыган из Стрельны п.у. А.И.Паниной. Дирижер Федор Соколов
Члены этих семей считали себя приближенными к " высшему обществу " и, действительно, тесно общались с артистами, композиторами, музыкантами, военной знатью. В Москве, у Яра, семья Поляковых держала свой хор. Свой, " семейный " хор, как почти всегда у именитых цыган, хор, куда входили отец, мать, взрослые дети, братья, дядья, их жены и т. д. Здесь царили строгий порядок, непререкаемые традиции, высокая нравственность: никакого амикошонства со зрителями, с гостями, никаких вольных отношений, не говоря уж о фамильярности. Если кто-нибудь из посетителей ресторана приглашал молоденькую цыганку в " отдельный кабинет ", то с нею шли мать, сестра или гитарист. Доброе имя хора поддерживало чистоту и честь всего рода.
Когда на Россию в 1917 г. свалилось ужасное горе, которое мой дед, московский извозчик, называл " кроволюция ", многие цыгане ушли из страны. Кто именно из семьи Поляковых покинул родину, в точности неизвестно, но Вера Ильинична Толстая рассказывала мне, что в Париже Насте Поляковой аккомпанировал на гитаре брат " Митька ".
Цыганский хор Егора Алексеевича Полякрва. 1924 год
В России такие семьи, как Поляковы, были очень богатыми, жили в самых дорогих домах и квартирах, роскошно одевались, дети их учились в гимназиях и университетах: огромные денежные подарки и драгоценности, которыми осыпали талантливых певцов, певиц и танцоров кочевого народа российские " толстосумы ", делали свое дело. Но в эмиграции наступила бедность. И хотя в ресторан " Голубой мотылек " (" Бле папийон "), где певица выступала, приезжали всем известные богатейшие люди мира, все-таки это было место в основном для русских эмигрантов и " награда " артистам от публики ограничивалась бутылкой вина, коробкой конфет или несколькими франками, что было сущим пустяком.

Однако настоящее несчастье, и не только для России, но и для всего мира произошло, когда разразилась катастрофа почище революции, катастрофа, предвещавшая конец света, - Гитлер начал победное шествие по европейским странам. Насте и ее мужу надо было что-то срочно предпринимать: Илья, Настин муж, был евреем, и им пришлось бежать в Соединенные Штаты. Не успели они кое-как устроиться в Нью-Йорке, где Настя поступила петь в ресторан " Корчма ", как на артистку свалилась другая, личная трагедия. Илья был ювелиром, наколол на работе палец, и это оказалось фатальным. Последовало заражение крови, а за ним - смерть.
Настя осталась одна, без поддержки, сочувствия, участия, почти нищая...
Не будем думать и гадать, сколько раз ей в эти времена вспоминались слова романса " Нищая " (песни Беранже), исполняемые Настей когда-то под гром аплодисментов в далекой Москве.

О конце жизни великой певицы Насти Поляковой писать очень тяжко.
Ей стало непереносимо жить на белом свете не только потому, что она потеряла мужа, которого горячо любила, - певица старела, слабела, теряла силы. Ей было уже за семьдесят. Петь, как прежде, Настя Полякова больше не могла, в ресторане " Корчма " она уже не пела романс за романсом весь вечер, а была в силах позволить себе исполнить только две вещи - " Меня ты вовсе не любила " и " Вдоль да по улице ". И хотя два этих номера считались сравнительно легкими для исполнения, генная гениальность Насти Поляковой, особенный колорит ее пения и душевная интонация были настолько мощны, что зал безумствовал.
" Как Настя пела, этого нельзя передать словами, - вспоминает Маруся Сава. - Ведь она была уже очень пожилой. Старая, полная женщина... Но когда она начинала петь, то рождала такой волшебный мир, что слушающие забывали обо всем на свете... "
Глубокие, настоящие ценители цыганского пения писали, что секрет гения Насти Поляковой, ее необыкновенная власть над зрителями коренились в ее скрытой духовной гениальности, особой фатальной эмоциональности и неразгаданной еще силе, присущей только особым представителям этого особенного народа.
Необходимо отметить, что хотя Настя Полякова бередила души всех, начиная с малограмотной публики и кончая представителями знати, однако в то же время богатые посетители ресторанов тянулись к более им близким, неутомительным развлечениям, не слишком отягощающим и без того клокотавшую жизнь. Самых разных социальных уровней зрители валили в рестораны, казино и клубы, чтобы полюбоваться красивым молодым лицом Маруси Сава и ее юных коллег с их идеальными фигурами, звонкими голосами и зажигательными песнями и плясками.

Маруся Сава вспоминает:
"На фоне молодежи Настя виделась как бы " инородным " телом, какой-то чрезвычайно дорогой, но " антикварной " фигурой... А кроме того, она была измучена тяжкими физическими переживаниями последних лет. Помню, перед самым выходом на эстраду она почти всегда говорила: " Сил нет... " Она и я чередовались, как примадонны, ей, конечно, было это очень неприятно. Слава ее тихо угасала, и доходило до того, что ее знакомые приглашали петь к своему столу меня, но не ее, а она сидела в стороне и страдала. Гордая была Настя и молчаливая, но ведь все было понятно. Однажды я слышала, как она сказала с неудовольствием и сарказмом: " И за это платят деньги! " - услышав чье-то пение, может быть, даже мое... Но я ведь была тогда так молода, так хороша...
Мне поклонялись, меня горячо любили, и чувство зависти мне было совершенно незнакомо".

А Настина жизнь шла под уклон. 50-летний юбилей ее справляли в 1941 г. в Нью-Йорке, а жила она очень бедно, беднее даже, чем в Париже. Маруся говорила, что знаменитая певица носила всегда одно и то же платье (даже на юбилее своем в нем была) за неимением денег на другое, а для прославленной артистки выступать в одном и том же туалете нигде не полагается. Красота ее исчезла, волос на голове почти не осталось, и певица носила тугую шапочку из полупарчи. Маруся в то время была ведущей в Ройал Театре, где работала большая группа профессионалов. Насте предложили там как-то подготовить несколько цыганских романсов и организовать хор, но она категорически
отказалась. "Нет, - твердо сказала она, - это все умрет со мной". Да и как она, знавшая лучшие цыганские московские и петербургские хоры, где исполнение было шедевром мирового искусства, могла ответить иначе? Необдуманное, легкомысленное предложение создать цыганский хор в эмиграции покоробило ее. И вот произошло то, чего и надо было ожидать: ресторан "Корчма" закрылся (это было очень маленькое заведение) из-за отсутствия дохода, и королеве цыганского пения стало совсем не на что жить и надо было подумать просто о куске хлеба. Дошло до того, что великая Настя Полякова стала искать хоть какую-нибудь работу по обьявлениям в газете. Одна русская дама хотела иметь женщину для домашних услуг, и Настя пошла по этому
обьявлению. Хозяйка открыла дверь.
- Настенька, что вы здесь делаете? - испуганно спросила она, обомлев, так как хорошо знала певицу по выступлениям и боготворила ее.
- Я пришла наниматься в прислуги, - ответила Настя.
Хозяйка взяла ее.
А через некоторое время в дверь опять позвонили. На этот раз дверь отворила "домработница" и увидела молодого человека лет двадцати пяти с букетом роз и коробкой шоколада.
- Я хочу видеть Настю Полякову, - сказал он.
- Это я, - тихо ответила певица.
Молодой человек оказался господином Карлом Фишером из Чикаго.

Маруся Сава рассказывает:
"Был слой людей, на которых держалась жизнь и, более того, какое-то благополучие русского общества в Америке. Это были российские евреи, жители Москвы и Петербурга, бежавшие от революции и гражданской войны и, как все прочие россияне, покинувшие страну. Именно об этой группе людей писал другу в Москву из Нью-Йорка Сергей Есенин, когда был там с Айседорой Дункан.
" По-видимому, евреи самые лучшие ценители русского искусства, - писал поэт, - те из них, кто был состоятельным, любили русское искусство не только "платонически", но и поддерживали его материально ".
Картина "Танцы русских цыган"
Сержа Полякова. 1937 год.
Одним из таких " спонсоров " (выражаясь языком сегодняшнего дня) и был Карл Фишер. Он жил в Чикаго, пленился пением Насти по грамзаписи, стал усиленно искать и наконец нашел актрису в Нью-Йорке. Россиянин по происхождению Карл Фишер не оставлял Настю Полякову своим вниманием и глубочайшим почитанием до конца ее жизни в Америке, но, к сожалению, этот бескорыстный, преданный друг, готовый отдать ей все, что было в его силах, разыскал певицу слишком поздно.
Настя Полякова заболевает тяжелым воспалением почек. Стали устраивать вечера в ее пользу, собирать средства, чтобы помочь. Маруся Сава, всегда первая бросавшаяся на помощь тем, кому было хуже, чем ей, распространяла, где только могла, билеты на благотворительные концерты в пользу выдающейся певицы. А Настя лежала в своей бедной квартире одна и изредка звонила Марусе. Состояние ее было тяжелым. Маруся приходила, помогала, чем могла, но певице становилось все хуже и хуже. И вот наконец католическая больница, последнее пристанище Насти. Когда Маруся пришла навестить свою бывшую коллегу, то увидела у кровати тумбочку с огромным букетом роз. Цветы были
от того же г-на Фишера. " Поздно... все поздно... " - тихо сказал она. Певице было очень плохо, она страдала от пролежней. Маруся обтерла ее лекарствами, посидела у кровати. А через час после того, как Маруся пришла домой, ей позвонили и сообщили, что королева цыганского пения русской сцены знаменитая Настя Полякова скончалась.
Скончалась от острой уремии.
Она просила гроб не открывать, но хозяин " Корчмы " П.Немиров все же открыл...
На следующий день в нью-йоркской газете " Новое русское слово " появилось сообщение:
" Во вторник в Свято-Покровском соборе на 2-й улице состоялось отпевание Насти Поляковой. Чин отпевания совершил специально приехавший для этого из Св.Тихоновского монастыря епископ Никон, лично знавший покойную. Епископу Никону сослужили протоиерей Иосиф Стефанко и игумен Иона. Прекрасно пел мужской квартет. В церкви собрались самые близкие друзья артистки. Среди них было четыре человека, особенно заботившиеся о Насте Поляковой во время ее болезни и принявшие на себя заботы по погребению: владельцы "Корчмы" Немировы, Маруся Сава и друг покойной, прилетевший из Чикаго на похороны, Карл Фишер.
После отпевания гроб с телом покойной был перевезен на кладбище в Пассейк, в Нью-Джерси, и там предан земле ".
Так закончила свою жизнь легендарная Настя Полякова, знаменитая цыганская певица давно прошедших дней.
Если вы спросите сейчас рядового россиянина среднего возраста, говорит ли ему что-либо это имя, он вряд ли ответит положительно. Настя Полякова была эмигранткой, а о людях ее судьбы, как бы ни были значительны их имена, еще недавно и не вспоминали. О них нигде не упоминали, не писали, будто они вообще никогда не существовали. И только сейчас, в конце века, полились в Россию сведения о живших за рубежом, безвестных на родине выдающихся творцах искусства России. Настало время рассказать и о русской эстраде и возродить имя Насти Поляковой, " Шаляпина в юбке ", чье пение, наполненное великой таинственной силой роковой скорби, - незабываемая страница русской музыкальной сцены.

Алла Кторова "Жизнь и смерть цыганских певиц в Америке": Статья была опубликована: 05.09.1996 "Независимая газета"

источник: http://murrshako-rom.ucoz.ru/forum/3-31-7

_____________________________________________________________

Биорафическая справка:



Алла Кторова - (настоящее имя Виктория Шандор (Sandor), урождённая Виктория Ивановна Кочурова, род. 29 декабря 1926, Москва) — писательница русской эмиграции.
Отец, бывший деникинский офицер, был певцом. Виктория проучилась некоторое время в Ленинградском театральном институте, но бросила его. Окончила английское отделение МГПИИЯ в 1954. Работала переводчиком в бюро обслуживания иностранцев, школьным учителем английского. В 1957 году получила разрешение на брак с американцем Джоном Шандором (John H. Sandor), с которым познакомилась ещё в 1954, и в марте 1958 выехала с ним в США.
В 1961 получила степень магистра в Джорджтаунском университете. Преподавала русский язык в Университете Джорджа Вашингтона (1962—1968), международную лексику в аспирантуре Университета Джонса Хопкинса (Paul H. Nitze School of Advanced International Studies, 1969—1979). Работала также на радио «Голос Америки» под именем «Минодора Михайлова». Живёт в Роквилле, штат Мэриленд.
Начала публиковаться в 1960, взяв псевдоним, скомбинированный из имён любимых актёров, Аллы Тарасовой и Анатолия Кторова. Писала очерки и импрессионистическую прозу о московской жизни.
Выпустила также научно-популярные книги по ономастике.


Комментариев нет:

Отправить комментарий